Из Харькова в Одессу

Затем, развертывая одну страницу за другой, Добржинский указывал мне отдельные места в тетради, другие же прикрывал рукой. Не оставалось сомнения, передо мной лежал документ величайшей важности: он предавал в руки правительства все, что автор знал из имеющего отношение к партии. Не только сколько-нибудь видные деятели были названы по именам, но и самые малозначительные люди, пособники и укрыватели разоблачались от первого до последнего, поскольку автор доноса имел о них сведения. Военные на севере, на юге были изменнически выданы поголовно: от Военной организации не осталось ничего. Все наличные силы партии были теперь как на ладони, и все лица, причастные к ней, находились теперь под стеклянным колпаком,

Я была ошеломлена. Дегаев! И это сделал Дегаев!.. Несколько минут, вскочив с места, я ходила взад и вперед по комнате, в то время как Середа и Добржинский молча перелистывали страницы привезенных фолиантов... Мне хотелось умереть. Хотелось умереть, а надо было жить. Я должна была жить, чтобы быть на суде — этом заключительном акте деятельности активного революционера. Как член Исполнительного комитета, я должна была сказать свое слово — исполнить последний долг, как его исполняли все, кто предварил меня. И, как товарищ тех, кого предал Дегаев, я должна была разделить до конца участь, общую с ними».

Впрочем, спустя недолгое время в его смятенном, подавленном сознании забрезжила надежда на побег. Так, по крайней мере, понял знакомый Дегаеву одесский революционер. Они перестукивались, Сергей Петрович дробно-быстро сообщал: я, мол, решил «взять на себя» одно громкое киевское дело, пусть-де везут в Киев, а я сбегу по дороге или вырвусь из тамошнего тюремного замка, это возможно.

Дегаева допрашивали ежедневно: возвращаясь в камеру, он огорчал соседа известиями о том, что кто-то из офицеров, состоящих в Военной организации, выдает товарищей. А потом Дегаев замолчал, и сосед предположил, что его увезли в Киев...

Но вот во второй половине января 1883 года Фигнер приехала из Харькова в Одессу, пришла к старым, добрым знакомым и увидела там Дегаева. На ее порывистое, ликующее восклицание «Каким образом вы здесь?!» он, бледный, натянутый струною, весь будто объятый внутренним трепетом, не то чтобы ответил — пролепетал, глотая слова: повезли... удалось бежать... неподалеку от вокзала... бросил в жандарма табаком... удалось... вот... выскочил.

«Наружный вид Дегаева внушил мне участие,— рассказывает Фигнер в своих мемуарах.— Я понимала, что он не мог радоваться свободе, когда его жена оставалась в тюрьме. Этого обстоятельства было вполне достаточно, чтобы человек потерял покой и самообладание».

И далее приводит диалог с Дегаевым.

Он. А в безопасности ли вы в Харькове?

Она. Да, в полной безопасности.

Он. Вы вполне уверены в этом?

Она. Ну да! Разве что Меркулов встретит меня на улице!

Вера Николаевна имела в виду «совершенно невероятное»: появление в Харькове очень злобного и очень ретивого предателя Меркулова; тот не только оптом и не только в розницу распродавал бывших своих товарищей, но и —- бесплатное приложение — обливал их грязной клеветою. Встречу с ним Вера Николаевна исключала: во-первых, предатель находился в Питере, а во-вторых, не знал, где находится Фигнер.